Из воспоминаний бессарабской старожилки княгини Ирины Львовны Кантакузиной (1915-2007).
Продолжение. Начало см.
«Экстренный выпуск, экстренный выпуск!»
(…) С утра, а затем во второй половине дня по улицам мчались мальчуганы, выкрикивая названия только что отпечатанных газет. Иногда это еще были и так называемые «экстренные телеграммы» – особые выпуски тех же газетных редакций, освещающие какое-либо сенсационное происшествие в стране или за рубежом. Такие экстренные выпуски моментально расхватывались.
Почти китайская церемония
Самовары были медные, начищенные, сверкающие, иногда серебряные. Каждый самовар стоял на подносе, а под краном – «полоскательница». Поднос был обязателен, так как из поддувала иногда могли упасть на стол раскаленные угольки. Самовар, как короной, был увенчан конфоркой, иногда на нее ставили чайник с заваркой. Но чаще этот чайник стоял рядом на столе, покрытый специальным колпаком из мягкого материала, часто в виде курицы или петуха – чтобы заварка не остывала.
Кипящий сверкающий самовар придавал столовой какой-то особый уют. Через отверстие в крышке шла струйка пара, а главное – все время слышалась песенка. Это было не просто шипение от кипящей воды, а тихое журчание, сопровождающее чаепитие.
Детям и дамам чай наливали в чашки, а мужчинам – в стаканы с подстаканниками. В серебряное или костяное кольцо вкладывали салфетки – у каждого члена семьи была своя, с вышитой монограммой, иногда с короной, если хозяин дома был титулован. Налитые хозяйкой чашки с чаем передавались из рук в руки каждому, сидящему за столом, по старшинству, а если при чаепитии присутствовали посторонние взрослые – гостю в первую очередь. Если кто-то просил вторую чашку чая, то ее передавали хозяйке, сидящей у самовара. Она ее ополаскивала, сливая воду в полоскательницу, и снова наполняла чаем.
По окончании чаепития с разрешения хозяйки дома все вставали, благодарили, мужчины подходили и целовали ей ручку, а дети целовали руку родителям.
Всерумынская выставка
Одно из самых первых моих впечатлений о городе связано с большой всерумынской выставкой, которая была организована в 1925 году.
Выставка занимала большую территорию по ул. Садовой (Матеевича) и занимала здание бывшего Sfatul Țării, Școala normală на ул. Ренийской (Пирогова), а также большую часть парка (Комсомольское озеро), который сейчас носит название Valea Morilor. Все было очень красиво оформлено.
За зданием Sfatul Țării построили каскад с лестницами по обе стороны и кустами роз, спускающимися к самой воде. Со всех уездов Румынии привезли множество экспонатов. Очень широко было представлено сельское хозяйства. Везде – горы плодов и овощей, цветы, элитный скот, красивейшие куры разных пород, голуби, выращенные любителем – бароном Гейкингом. Многое можно было купить. Всевозможные развлечения и аттракционы усиливали ощущения праздника.
Гимназисты и гимназисточки
В Кишиневе было много учебных заведений: различные профессиональные училища, гимназии. Вначале все они были частными, позже появились государственные, в которых преподавание велось, в основном, на румынском языке. А в частных преподавали и на русском, французском, немецком.
Частные учебные заведения давали хорошее образование, но их дипломы не считались действительными. Для поступления в высшее учебное заведение требовалось легализовать такой диплом путем сдачи дополнительных экзаменов.
В мое время в городе работали женские государственные гимназии Principesa Dadiani, Regina Maria, Liceul Eparhial, а среди частных была известная гимназия Jeanne D,Arc. Мужскими были лицеями B. Hajdeu, M.Eminescu, A.Donici, а также Liceul comercial, Liceul real.
Учащихся обязывали носить форменную одежду – у каждого учебного заведения была своя. На рукав нашивался номер, присваиваемый при поступлении, и эмблема, на головном уборе красовалась кокарда. В женских гимназиях со временем ввели летнюю форму. В моей это была – синяя плиссированная юбка (позже – юбка-панталоны), кремовая блузка с синим галстуком и соломенная шляпка. После зимней, черного цвета, формы нам очень нравился этот наряд.
Существовало и высшее духовное образование. А из светских высших учебных заведений был только агрономический факультет Ясского университета, переведенный в Кишинев в полном составе в 1934 году. (…)
Транспорт
(…) В Кишиневе главным видом транспорта был трамвай, и действовал он четко, бесперебойно, хотя существовали и конные извозчики, а также небольшое количество такси, частные автомобили и экипажи. Курсировали и пригородные автобусы.
Действовали четыре трамвайные линии: по Александровской (ныне Ștefan cel Mare) – от Госпитальной до железнодорожного вокзала; по улице Пушкина; по Армянской, до центрального кладбища; по Николаевской (ныне Колумна) – от Скулянки до вокзала. Трамвайное хозяйство принадлежало бельгийской компании, во главе ее был директор Павел Францевич де Стерег. Он же являлся и бельгийским консулом. В Кишиневе в те времена были также французское, шведское, польское, немецкое и другие консульства.
Семейство Павла де Стерег жило при трамвайном депо. Его русская жена славилась гостеприимством и любила организовывать щедрые приемы. Вице-директор Ван Езден был тоже бельгиец, но инженерный состав и специалисты набирались исключительно из местного населения. Этот вид транспорта действовал четко, бесперебойно, а кроме того, был экономичен и никакого урона природе и людям не наносил.
Во время праздников, особенно на пасхальной неделе, когда все устремлялись на кладбище, к трамвайным вагонам присоединялись открытые платформы с сиденьями, так называемые «прицепки».
В городе было также много конного транспорта. Обычно предприниматели держали конюшни с лошадьми и всем необходимым, откупая право у примэрии. Хозяин обеспечивал извозчика формой с нагрудным номером. Люди расплачивались за проезд по договоренности, в зависимости от расстояния, длительности поездки и состояния дороги.
Были в городе места, где грязь не просыхала и летом, туда извозчики либо отказывались везти, либо требовали больших денег. В разных местах города были устроены водопои (платные). На определенных улицах были стоянки для извозчиков, главная – на ул. Пушкина. От нечего делать свободные извозчики сочно переругивались, это был своего рода неподражаемый фольклор.
Летом использовались экипажи, фаэтоны с поднимающимся верхом для защиты от дождя, от солнца. В последние годы все экипажи были на колесах с резиновыми шинами, они не производили такого шума, как железные ободья. Каждый экипаж имел свой номер и два фонаря для ночных поездок. Летом извозчики были одеты в легкие синие армяки, фуражки и сапоги, а зимой – в синие, стеганые на вате или шерсти армяки, кэчулы. Экипаж был рассчитан на троих пассажиров – заднее сидение для двух и откидное сидение для одного. Зимой полагалась теплая полость для ног. Одноконные упряжки были с дугой и колокольчиками. На глазах у лошадей были шоры, чтобы не пугались проезжавших автомобилей.
Если летом извозчик не представлял собой ничего примечательного, то с первым снегом все преображалось. Выезд становился красивым. Легкие сани, иногда красочно расписанные, лошади, покрытые яркими сетками с бахромой и бубенчиками по краям… На таком извозчике хотелось прокатиться по городу без особой цели.
Ездили целыми компаниями кататься за город, часто по Костюженскому шоссе, где было много уютных ресторанчиков. Недалеко от теперешных Костюжен располагалось помещичье имение. К сожалению, я не запомнила фамилии его хозяина. Но мне известно, что у этого помещика были сыновья Кости и Женя. Они учились в Кишиневе, а каникулы проводили дома. Приближалось Рождество, и за детьми послали кучера с санной упряжкой. Легкие сани, красочно расписанные с бубенчиками по краям, с теплой полостью для ног мчались уже домой с детьми, но тут разыгралась вьюга. Путники сбились с дороги, неожиданно на них напала волчья стая, лошади обезумели, а глубокий снег не давал им возможности уйти от хищников. Никто не спасся.
Когда о гибели детей узнали родители, мать сошла с ума и погибла. Отец в память о любимой жене и сыновьях построил больницу для душевнобольных. Он оборудовал ее по последнему слову медицины той поры и назвал «Кости.Женя». Со временем это название и превратилось в одно слово Костюжены. (…)
И.Л. Кантакузина. О Кишиневе 30-х годов ХХ века.
Из книги «Мой Кишинев», 2015, с. 96-108
Источник: Библиотека Мирон Костин