Витория Липан: „Совершила я и такой грех – говорила по проволоке.”
М. Садовяну „Секира”, гл. XV
Люди становятся орудиями своих орудий.
Г. Д. Торо
Просвети очи мои, да не когда усну в смерть.
Пс. 12,4
Однажды в старом молдавском красно-желтом поезде я был свидетелем довольно таки необычной сцены. Некая женщина, поговорив по мобильному телефону, приложила аппарат к уху своей дочери, из трубки звучал дорогой ребенку голос.
Продолжая зачарованно смотреть в окно вагона, девочка, которой я бы дал годика три, начала весело отвечать, подтверждая свои слова выразительной мимикой и жестами, махала ручками, что-то показывая, активно участвовала в диалоге. Она будто не понимала до конца, что собеседника рядом нет, что он её не видит и не чувствует душу, которую она вкладывает в процесс общения. Казалось, ребёнок, еще не имея никакого технического воспитания, стремился участвовать в передаче сообщения всем своим существом. (Предполагаю, что так поступил бы и первобытный человек, попади он в наше время, и даже более того – он бы «одушевил» телефонный аппарат или, скорее всего, подумал бы, что слышимый голос принадлежит плененному или заколдованному внутри него человеку).
Какой из всего этого можно сделать вывод?
Реальное общение между людьми, которое является фактически их со-единением, требует глубокого вовлечения, потому что, когда две души соединятся в диалоге, не только сам разговор, мимика, та же погода на улице активно участвуют в общении, но и другие разные – тонкие и невидимые – энергии. И совсем другое дело – телефонное или интернет-общение, самое из всех плоское и поверхностное. Когда собеседник отсутствует, хотя и слышишь вроде бы его голос, который всё же не является его настоящим голосом, а отфильтрованным, отражённым машиной. С этой точки зрения представляется немного странным, как мы дошли то того, чтобы сказать, о телефонном общении, что мы говорим с кем-то, хотя на самом деле ведём диалог с бездушным аппаратом, который просто имитирует по-своему голос с того конца провода.
Можем заметить, как современный человек воспитывается в тенденции «уплощения», «сплющивания», без возможности углубленного восприятия окружающей реальности. Потому что, часто говоря с телефоном, он приучился не присутствовать всем своим существом в разговорах. Таким образом, когда собеседник оказывается по-настоящему вблизи, общение, привыкшее быть телефонным или интернетным, становится плоским, поверхностным, сухим, безжизненным. А некоторые даже начинают чувствовать себя некомфортно и стремятся вернуться к машинной и цифровой вербальности, где они могут легко вообразить себе видимость, не соответствующую реальности.
Происходит смешение, процесс превращения трёхмерного в двухмерное, если можно так выразиться. И этот процесс стремится замаскироваться (в „3D” кинематографе и голограммах, например).
Одно движется навстречу другому: машина очеловечивается, а человек машинизируется. И так, укоренённый в нижечеловеческом, он пойман в ловушку кода, невозможности самоуглубления, изоляции. И даже доходит до того, что начинает задаваться вопросом: я человек или машина? А ответ становится всё более неопределённым, ведь явная, осязаемая разница теряется. А тогда, когда мир уже управляется технической тоталитарной системой, возникает другой вопрос: а разве искусственный интеллект – это не наш собственный интеллект, но изнасилованный, уплощённый, квантифицированный и экспроприированный нашим собственным восставшим творением – объектом который поймал в сеть самовлюбленного субъекта? Как „протезирование мышления под видом искусственного интеллекта” (Жан Бодрийяр).
Также как существует гигиена тела, должна существовать и гигиена души, укоренённая в духовной сфере и регулярно творчески актуализированная («пост и молитва»). Конечно, чувство меры, которое является „одним из величайших даров небес” (Ион Друцэ), должно быть по достоинству оценено и использовано. Многие специалисты в сфере психологии и педагогики, священники и учителя настоятельно рекомендуют защищать детей (как основную «группу риска») от любого типа экранов до (хотя бы) подросткового возраста, то есть в период, когда психика детей ещё в процессе формирования.
И всё-таки сегодня мы участвуем в невидимой и неощутимой войне, где с раннего возраста человек систематически подвержен отупению посредством так называемой „виртуальной реальности”. Трудно представить себе предел этой дегуманизации. Но мне все более очевидны разбросанность и затуманенность ума, индуцированный аутизм и интеллектуальная атрофия, происходящие под веянием этой вульгарной системы нивелирования. А в христианском смысле это, скорее всего, всеобщая подготовка к встрече с антихристом.
Хотя любая вещь может быть использована для светлой цели, всё-таки внимание и концентрация – неотъемлемые условия для продвижения на пути молитвенного и духовного усовершенствования*. Евангельское выражение „тьма кромешная” (in tenebras exteriores), в которую человек может быть извержен или изгнан, приобретает сегодня особенный смысл, так как представляет собой выбрасывание человека, без возможности побега или избавления, на зыбкую, неопределённую, экранную поверхность, в банальное пространство, без смысла и глубины.
Иерей Анатолий Журавель
Фото: Штефан СУСАЙ
* «Идеже бо есть сокровище ваше, ту будетъ и сердце ваше» (Мф. 6:21). «Святые Отцы замечают, что в противоположность тщеславию, которое разносит помыслы человека по вселенной, смирение сосредотачивает их в душе; от бесплодного и легкомысленного созерцания всего мира переводит к многоплодному и глубокому самовоззрению, к мысленному безмолвию, к такому состоянию, какое требуется для истинной молитвы, и которое производится внимательною молитвою» [Свт. Игнатий (Брянчанинов). „О смирении”].