11 декабря Церковь поминает священномученика митрополита Петроградского Серафима (Чичагова), расстрелянного 11 декабря 1937 года по приговору «тройки» НКВД.
Тропарь священномученика митрополита Серафима, глас 5: «Воинство Царя Небеснаго паче земнаго возлюбив, служитель пламенный Святыя Троицы явился еси, наставления Кронштадтскаго пастыря в сердце своем слагая, данная ти от Бога многообразная дарования к пользе народа Божия приумножил еси, учитель благочестия и поборник единства церковнаго быв, пострадати даже до крове сподобился еси, священномучениче Серафиме, моли Христа Бога спастися душам нашим».
В 1908-1914 годах владыка Серафим возглавлял Кишиневскую и Хотинскую епархию Русской Православной Церкви. Публикуем посвященную ему главу из книги доктора искусствоведения Ларисы Шориной «Под одним омофором: очерки о деятельности иерархов Русской православной церкви на территории Бессарабии в 1813 – 1918 гг.».
Епископ Серафим (Чичагов)
Архипастырское служение преосвященного Серафима (Чичагова) в период 1908-1914 гг. оказалось для Кишинёвской и Хотинской епархии знаменательным. Это были последние мирные годы жизни единой страны. За ними последовала мучительная война, уничтожение Российской империи и прекращение существования Кишинёвской и Хотинской епархии в её изначальном, сформировавшемся еще при митрополите Гаврииле (Бэнулеску-Бодони) виде. Но и это мирное время было омрачено несвойственным бессарабской церковной жизни политическим возбуждением, активным вмешательством духовенства в партийные разногласия и формированием резкой оппозиции правящему архиерею в среде части духовенства и местной общественности.
Владыка Серафим, человек волевой, умеющий принимать решения и брать ответственность на себя, отличался отчётливыми монархическими убеждениями, полагая, что спокойное существование Церкви в Российской империи связано с самодержавием. Он видел разрушительную силу революционных идей, предвидел масштаб социальных крушений, которые могли вызвать такие идеи, и всеми силами своей недюжинной натуры противостоял этим идеям. Владыка защищал догматическую чистоту и нравственную высоту православия вплоть до своей мученической кончины в 1937 г., за что и был прославлен Русской Православной церковью как священномученик.
Преосвященный Серафим прибыл в Кишинёв 28 октября 1908 г., как сообщала местная пресса, почтовым поездом № 3 в 11 часов 45 минут. На вокзале его встречала многочисленная и представительная делегация.
В традиционной для Бессарабии церемонии встречи архиерея в данном случае появился особый акцент – активное участие в ней приняли представители Союза русского народа, членом которого был и владыка Серафим (Чичагов). Протоиерей Михаил Чакир произнёс приветственное слово, обращаясь к преосвященному Серафиму как к «известному в России поборнику истинно русских начал, великому защитнику Церкви православной от ея врагов, просветителю народа в духе православия, в духе любви к царю и Отечеству».
Таким образом, уже с первых своих шагов в Кишинёвской епархии преосвященный Серафим начал ассоциироваться с крайне консервативным полюсом в российском обществе, всё более раздираемом непримиримыми противоречиями. Однако владыка не маскировал свои политические убеждения, всем своим архипастырским авторитетом утверждая важность сохранения незыблемых основ православного государства. Такое государство, по его мысли, может быть сильным только благодатью Христовой, которая даруется в ответ на глубокую молитву народа под предводительством пастырей. Это сложное соединение непрестанной духовной напряжённости и бурной социальной активности во многом и формировало неповторимую личность владыки. Здесь был источник его ярких взлётов и побед, здесь же были и его слабости, которые мгновенно использовались оппонентами в борьбе с ним.
В слове, сказанном преосвященным Серафимом 28 октября 1908 г. в Кишинёве в кафедральном соборе Рождества Христова при вступлении в управление Бессарабской епархией, были обозначены направления, по которым затем строилась его деятельность в Бессарабии. Он, в частности, сказал: «Если в чем виновато современное духовенство, то именно в забывчивости, в увлечении надеждами мира сего и стремлении красивыми и безотчетными словами о мире и любви содействовать успокоению умов и сердец, без явного сопротивления нравственной силы; точно мы забыли, что мир и любовь приобретаются благодатными дарами, воинствованием о Христе. <…> Поэтому призываю Вас, братия-пастыри, дорогие сотрудники мои, к тесному духовному единению со мною, помня, что ваши пасомые – моя паства, вверенная мне Христом Спасителем, и вы проводники всех моих мероприятий, стремлений и желаний к духовному возрождению ея. <…> Богом благословенная Бессарабия мне не совсем чужда и неизвестна. Вверенная моему водительству и попечению Бессарабская церковь, по особому промыслу Божию, была, по присоединении к России, утверждаема в царствование Императора Александра I, моим дедом, главнокомандующим Дунайской армией, адмиралом Чичаговым. Он принял от Турции Бессарабию, присоединенную по Бухарестскому миру, водружал кресты взамен турецкого полумесяца, вводил новое управление страною. Я и сам участвовал в Турецкой войне 1877 года как бывший военный, и шел походом через Бессарабию – до Румынской границы. Мне известен добрый, мирный и верующий молдавский народ, и к нему давно расположилось мое сердце».
Вот ключевые темы речи: в центре мира православного человека, а тем более пастыря, стоит глубокая молитва. Всё остальное – производное от духовного состояния. Кроме того, владыка прекрасно знает, как построить деятельность епархии, и ждёт от сотрудников всемерного послушания, от которого духовенство отвыкло за последние годы. Он знает и любит Бессарабию как прекрасную часть Российской империи, к созданию которой считает себя лично причастным.
Весь сложный набор чувств преосвященного Серафима по отношению к Бессарабии можно понять, учитывая его предшествующую жизнь. Леонид Михайлович Чичагов родился в Санкт-Петербурге в 1856 г. Он принадлежал к старинному дворянскому роду, многие поколения которого верно служили России. По примеру своих предков, среди которых были знаменитые адмиралы, Леонид Чичагов выбрал военную карьеру, стал артиллеристом, дослужился до чина полковника. В 1893 г. по благословению своего духовного отца, святого праведного Иоанна Кронштадтского, стал священником. А после смерти жены в 1898 г. принял монашеский постриг с именем Серафим в честь преподобного Серафима Саровского, для прославления которого он сделал очень много.
Отказ от аристократического общества, к которому преосвященный Серафим принадлежал по рождению, от удачной карьеры и почёта требовал огромной внутренней решимости и воли – качеств, которые присутствовали в личности владыки с избытком. Несгибаемая вера, привычка артиллерийского офицера чётко оценивать обстановку и мгновенно принимать решения создавали основу для безоговорочного служения Церкви.
Идея служения у преосвященного Серафима, естественно, была связана и с идеей самоограничения. Однако у него, человека, получившего военное воспитание, она подкреплялась идеей дисциплины. Идти путём добра трудно, необходимо преодоление себя. Об этом владыка говорил в 1909 г., беседуя с молодыми священниками епархии:
«Основная причина нашего несовершенства есть самосожаление. Всякая боль вызывает самосожаление, всякий большой труд – жалость к себе, всякий недостаток в жизни – тоже жалость. Так большинство воспитывает и детей своих – жалко их, когда приходится рано вставать им или поздно ложиться спать, жаль, когда учатся, когда бывают наказаны даже за провинности; жаль заставлять отказаться от малейшего желания, жаль с них требовать устойчивости, борьбы с привычками, насилия над слабой волей строгостию исполнения долга и обязанностей. Всего легче обладать такою добродетелью, как жалостливость, ибо она ровно ничего не требует, кроме слов и доброй улыбки. Вот это и есть то добро, над которым надо призадуматься христианину и примечать в нем спутанность добра со злом».
Преосвященный Серафим прибыл в Кишинёв из Орловской епархии, которая в 1905 г. была охвачена серьёзными беспорядками. В преодолении многообразной смуты преосвященный опирался на основную единицу епархиальной жизни – приход. Он лично посетил множество приходских храмов на Орловщине, умиротворяя возбуждение, смиряя разбушевавшихся в протестах.
Именно на приходскую жизнь сделал основной упор преосвященный и с самого начала своего служения в Бессарабии. Он неутомимо ездит по епархии, говорит проповеди и проводит много бесед, посвящённых вопросу возрождения приходской жизни. На протяжении 1909 г. преосвященный Серафим чрезвычайно активно пишет в «Кишинёвских епархиальных ведомостях».
Очевидно, именно в бессарабский период владыка разрабатывает или, во всяком случае, впервые публикует концепцию организации и структуры церковного прихода. В ней он рассматривает все стороны приходской жизни: управление экономикой; подразделения, отражающие разные стороны приходской деятельности (благотворительную, миссионерскую, просветительскую, работу с молодежью); нравственно-эмоциональную атмосферу; иерархическую дисциплину и ряд других аспектов.
В результате подробного ознакомления с епархией владыка делает принципиальный вывод: «дело возрождения приходской жизни не в пасомых, а в самих пастырях, которые, встав на своём месте, собственным примером должны диктовать приходу правила духовно-нравственной жизни».
Преосвященный Серафим был очень строг в своих оценках. Он много пишет в епархиальной печати, говорит на съездах и собраниях духовенства о серьезных недостатках в работе епархии. Главный из них, по мнению епископа, – то, что очень многие из бессарабских прихожан не знают основ веры. Это виделось ему серьёзным упущением. Но сам факт длительного существования «Кишинёвских епархиальных ведомостей», полноценного для своего времени издания, множество школ при сельских церковных приходах, которые посещает преосвященный Серафим в неустанных поездках, встречи с представителями местных благотворительных церковных фондов свидетельствуют о наличии в епархии весьма дееспособной церковно-социальной структуры. Можно ли здесь говорить о противоречии? Нет, разумеется. В постоянных порицаниях преосвященным местной церковной жизни – стремление к идеалу, желание обратиться к каждой душе православной. Для чего и надо было постоянно совершенствовать работу клира епархии.
Но острая и порой нелицеприятная критика преосвященного вызывала обиды и несогласия в среде духовенства. Редактор «Кишинёвских епархиальных ведомостей» В. Курдиновский в статье «К читателям» отмечал: «Последний епархиальный съезд депутатов духовенства сессии 1909 г. выразил <…> недовольство слишком ярким обнаружением отрицательных сторон епархиальной жизни». Обозначились конфликтные стороны в неожиданной и трудно определимой борьбе – между теми, кто не желал замечать ничего, выходящего за пределы традиционного, размеренного и неторопливого течения епархиальной жизни (и большинство бессарабского духовенства было настроено именно так), и теми, кто, как преосвященный Серафим, предвидел приближение катастрофы. Ощущая надвигающуюся угрозу, владыка понимал, что надо действовать усиленно, с удесятерённой энергией, сражаясь за души людей и, тем самым, – за сохранение страны, разрушением которой грозили усиливающиеся революционные настроения.
Для преосвященного Серафима всегда очень важным было образование – как средство формирования души православного человека. Он неоднократно вставал на защиту церковноприходских школ. Так, в своём слове в день 25-летнего юбилея возрождения церковноприходских школ, возрождения, осуществленного «…мудрым повелением Императора Александра III», владыка, как всегда, выражается резко и определённо: «Враги наши готовят законопроект <…> о передаче церковно-приходских школ в Министерство народного просвещения. Этого нельзя допустить, потому что в деле образования и просвещения пастыри должны являться первыми ответственными лицами, потому что в просвещении нуждается не столько человеческий ум, сколько его душа и сердце».
В этой борьбе за статус церковноприходских школ у преосвященного Серафима были яркие соратники. Депутат Государственной Думы протоиерей Николай Гепецкий в письме к преосвященному по вопросу сохранения церковноприходских школ определял собственные действия в этом отношении именно как борьбу: «…В думских комитетах мы проиграли дело защиты церковных школ <…> из-за октябристов. <…> Октябристы опаснее для Церкви Христовой, чем все левые вместе взятые, ибо постоянно прикрываются Именем Христовым». Октябристами называли членов «Союза 17 октября» – партии крупных помещиков и торгово-промышленной буржуазии, представлявшей правое крыло либерализма в России. В «Письмах о Думе», с мая 1910 г. публиковавшихся в «Кишинёвских епархиальных ведомостях», протоиерей Николай дал отчётливую характеристику отношения думских депутатов к делам Церкви.
Преосвященный Серафим с горечью воспринял смерть в 1909 г. Павла Крушевана – известного бессарабского публициста и прозаика праворадикального толка. Епископ видел в П. Крушеване одного из своих соратников, относился к нему как к стойкому борцу за православную государственность. На общем собрании членов Бессарабского губернского отдела Союза русского народа владыка говорил, что задача настоящего момента состоит в необходимости «защищать святое православие и неограниченное самодержавие».
Впрочем, в своём отношении к будущему православного государства и положению православных христиан в мире преосвященный руководствовался евангельскими словами «…если бы от мира были вы, то мир свое любил бы, а как вы не от мира, того ради ненавидит вас мир» (Иоан. 15, 19). Владыка подчёркивал: «Не то удивительно и ужасно, что и ныне так преследуется христианство и особенно православие, но что среди христиан возникали ненавистники своей религии, такие отступники от Божественной истины, Церкви, духовной жизни, благочестия. Такие кощунники, сыны осквернения, развращения, изуверства и предательства. <…> Что случилось? Православные потеряли свою силу, крепость веры, страх Божий, разумения дарования Божия, любовь, этот голос своей совести. <…> Вот что случилось, какой ужас, превращения образа Божия – в звериный образ и извращения законов бытия!».
Преосвященный Серафим развернул в Бессарабии широкую духовно-просветительную деятельность в различных направлениях. Он инициировал обустройство и строительство общественно важных зданий, в которых могла бы осуществляться духовно-просветительская работа. По его инициативе 17 января 1910 г. в Кишинёве в здании Пушкинской аудитории открылась библиотека-читальня Христо-Рождественского братства. Затем была открыта библиотека-читальня для народа при соборной церкви в Бендерах.
Заботясь о поддержании живого религиозного чувства в пастве, владыка напоминал о забытых святых, вводил в активную религиозную практику почитание святых, малоизвестных в Бессарабии. Так, 17 июня 1910 г. при огромном, названном в прессе даже «небывалым», стечении народа состоялась торжественная встреча образа святой Анны Кашинской с частицей мощей, привезенного в Бессарабию преосвященным Серафимом из города Кашина Тверской губернии. Вот что об этом событии писали в местной газете: «…Братиею Свято-Успенского Измаильского монастыря предпринят был крестный обход сёл и деревень 1, 2, и 3 округов Измаильского уезда с иконой и частицею мощей святой благоверной и великой княгини Анны Кашинской. Были явлены чудеса».
А 16 октября 1910 г. последовала резолюция преосвященного Серафима, предписывающая восстановить празднование в городе Аккермане памяти святого великомученика Иоанна Сочавского, с совершением Литургии и крестного хода.
В «Кишинёвских епархиальных ведомостях» постоянно публикуются материалы о преподобном Серафиме Саровском. Почитанию святых преосвященный Серафим придавал такое важное значение, поскольку прекрасно понимал, что в Православной Церкви святые являются живым свидетельством учения об обожении как о цели христианской жизни любого человека.
При этом преосвященный считал, что Церковь должна победно и ярко заявлять о своём присутствии и во внешнем, видимом, пространстве. Он приказал сделать электрическую подсветку креста на куполе Кишинёвского кафедрального собора. Ключарь собора протоиерей Василий Гума свидетельствовал: «Огненный крест на соборе, дивно сияющий над грешной землей в часы вечерней предпраздничной молитвы, огненное освещение собора на общественной молитве, обращающее ночи в дни, – тоже деяние владыки, желающего видеть землю небом». Отец Василий отзывался об архипастыре почти восторженно: «Неутомимо работоспособен, приказания его очень разумны».
В 1910 г. преосвященный Серафим задумал грандиозный проект постройки Епархиального дома, который, по его мысли, мог бы выполнять функции «нового просветительского учреждения, где будет сосредоточено и епархиальное управление, и епархиальное просвещение». Это был дорогостоящий проект, но, как и всегда, преосвященный Серафим, поставив цель, уже заранее точно знал и способы её реализации. Взяв на себя все заботы по постройке Епархиального дома, он выделил обширное место из усадьбы архиерейского дома на Александровской улице, изыскал денежные средства (процентный займ из доходов Гиржавского Вознесенского монастыря). 26 августа 1910 г. состоялась закладка Епархиального дома, проект которого, в византийско-русском стиле, разработал епархиальный архитектор Г. В. Купча, при непосредственном, однако, участии владыки.
Здание было построено за год и четыре месяца. В воскресенье 18 декабря 1911 г. состоялось освящение Епархиального дома. «Огромное здание епархиального дома расцвечено массой национальных флагов. Толпы народа <…> шли в митрополию, в Крестовую церковь кишиневского епархиального дома, находящуюся по соседству с епархиальным домом». В 9 часов утра началось торжественное богослужение. На середину храма вынесли Гербовецкую икону Божией Матери. В службе принимали участие председатель строительного комитета священник Василий Гума, 200 городских и сельских священников. Молебен служили три епископа, четыре архимандрита, 22 протоиерея и священника. В храме присутствовали представители губернской и городской администрации.
Трёхэтажное здание стало одним из самых красивых в Кишинёве. Его благородный и одновременно нарядный облик, с множеством деталей и тонких украшений, вполне заслуживал название архитектурного шедевра. Здание было многофункциональным – на первом этаже находились магазины, на втором – огромный зал для заседаний, лекций и концертов, библиотека и читальня Христо-Рождественского братства, церковное древлехранилище, на третьем – классы и общежитие для учеников псаломщической школы.
Все, писавшие о внутреннем устройстве Епархиального дома, отмечают респектабельность, строгую продуманность убранства. Обращал на себя внимание большой зал, светлый, с двумя ярусами окон, с хорами и замечательной акустикой, готовый вместить одновременно 800 человек. Нарядная обстановка включала три люстры в виде паникадил, паркетный пол, 640 дубовых стульев в деревенском стиле.
В своей первой речи в этом зале преосвященный Серафим подчеркнул глубокую связь общих духовно-нравственных проблем страны с необходимостью их решения в каждой конкретной местности империи: «Давно бессарабцы нуждались в здании, где бы духовенство было собрано вместе – и читальня, и библиотека, и книжный магазин. <…> В России нравственный упадок <…>, не изучается Закон Божий, поэтому мы наблюдаем такую картину: когда звонят к обедне, все спят, а когда звонят к всенощной – все едят. <…> А печать? Современная печать в православном христианском государстве перешла в руки неправославных, которые хотят насмеяться над нами, хотят довести христианский народ до состояния психоза, состояния непонимания, что черно, что бело. <…> В этом государстве мы теперь не видим газет, в которых в духе христианском объяснялось бы все, что происходит на Руси <…> То, что мы читали о революции слева, а теперь ведут революцию справа, не понимают, что эта революция, как и всякая революция – бездны».
Этот дом нужен <…>, надо с юношами беседовать, а они будут сидеть на этих стульях и слушать то, что им не может дать их начальство».
В восточной части зала Епархиального дома была помещена икона Спасителя, скопированная художником Николаем Ивановичем Гумаликом с иконы, написанной самим преосвященным Серафимом, – «Христос в белом хитоне». Эта икона сегодня находится в храме Илии Пророка в Обыденском переулке в Москве. На восточную стену члены строительного комитета повесили портрет владыки Серафима, написанный маслом, с надписью: «Преосвященный Серафим, зодчий сего дома. 1910—1911». По просьбе бессарабского духовенства, в благодарность за труды по сооружению прекрасного и столь необходимого епархии здания, Святейший Синод наименовал его Серафимовским домом. В 1941 г. дом сильно пострадал от бомбардировок, а в 1947 г. был окончательно снесён.
Особое внимание преосвященный обращал на необходимость расширения архивно-музейной работы: «Надо собрать все материалы и артефакты, связанные с историей епархии, начиная с митрополита Гавриила. И на этом фундаменте начинать систематическую историко-исследовательскую работу. Потому что воспитание народа должно начинаться с изучения достоверной истории страны и каждой губернии».
Невероятная творческая активность владыки проявлялась всесторонне. Он пишет иконы (некоторые из них до сего дня сохранились в церквах Молдовы), сочиняет духовную музыку, много фотографирует во время поездок по епархии, запечатлевая пейзажи, лица, группы людей.
В 1912 г. отмечалось столетие присоединения Бессарабии к России. Огромное участие в организации этих торжеств принял владыка Серафим. Как он не раз говорил, у него было глубокое личное отношение к этому событию. На заседании юбилейного комитета в мае 1911 г. преосвященный Серафим предложил, чтобы празднование присоединения продолжалось три дня и начиналось бы торжественным крестным ходом. Затем должно быть проведено «историческое заседание, на котором состоятся доклады по истории края», а затем для народа владыка предлагал устроить представление во всех театрах и залах, а также «живые картины», воссоздававшие эпизоды истории края.
Особое внимание преосвященный Серафим обращал на публикации, посвящённые юбилею. По его мысли, «существующие издательские комиссии преследуют узко научные цели, между тем необходимы издания популярные, в виде брошюр и листков, изданные на молдавском языке, дабы напомнить народу его прошлое и чрез то крепче привязать его к освободительнице».
При обсуждении проекта памятника присоединения Бессарабии в России, на который планировалось собрать со всей епархии до 200 тысяч рублей, преосвященный предложил следующий план: «По фасадной линии часовни в некотором расстоянии от стены помещены две бронзовые статуи Императоров Александра I и Николая II, фасадом памятник будет обращен к собору, и две или три ступеньки спереди весьма удачно придадут всему сооружению характер монумента». Преосвященный полагал, что «памятник не может быть грандиозный, а должен быть образцом изящества».
В результате в Санкт-Петербурге было решено установить в Кишинёве в память о присоединении Бессарабии к России памятник императору Александру I, выполненный по проекту итальянского скульптора Этторе Ксименеса. 17 мая 1912 г. епископ Серафим освятил закладку первого камня, а 3 июня 1914 г. памятник был им же освящен и открыт в присутствии императора Николая II и его семьи, прибывших в столицу Бессарабии на это торжество. К несчастью, судьба памятника оказалась совсем недолговечной – уже в 1918 г. он был разрушен румынскими властями.
В рамках юбилейных торжеств также состоялось поистине уникальное для бессарабской общественности и духовенства событие. 12 июня 1912 г. в Петергофском дворце большая делегация бессарабских депутатов и священников во главе с епископом Серафимом была принята государем императором Николаем II. Аудиенция произвела громадное впечатление и на членов делегации, и на общественность Бессарабии.
В 1913 г. прошли торжества по случаю столетия Кишиневской духовной семинарии. Вечером 28 января было отслужено всенощное бдение с парастасом, а на следующий день – Божественная литургия, во время которой поминались все усопшие русские государи, преосвященные архиереи Кишинёвской епархии, а также учившие и учившиеся в семинарии за всё время её существования.
Была организована огромная выставка, представлявшая результаты творческих трудов воспитанников семинарии. Отдельное внимание привлекала экспозиция из 80 работ бывшего воспитанника семинарии и будущего знаменитого скульптора Александра Плэмэдялэ. Впечатление производила и книжная выставка, где было представлено около 200 изданий, в том числе «Кишинёвские епархиальные ведомости», издания Христо-Рождественского братства, труды Бессарабского церковно-археологического общества, труды бывших ректоров и бывших воспитанников семинарии.
Епископ Серафим в своей речи на открытии выставки вновь затронул важную для него тему – о значительной культурной роли Кишинёвской семинарии в жизни Бессарабии. Оценки архиерея вновь звучали очень резко: «В своей деятельности семинария совершила великий грех: она уклонилась в другую сторону – мирскую. Они забыли, что есть только одна правда – Евангелия. Они забыли, что, прежде всего, нужно заботиться о душе, и духовном, и потом – о телесном. Они забыли, что спасти только одну душу – стоит всей жизни, и что никакая мирская деятельность не сравнится с деятельностью пастырской».
Вопрос спасения православных, в том числе от разрушительного влияния сект, был очень актуален. В кризисные исторические периоды ослабевшее общество нередко подвергается нападкам со стороны разного рода злостных авантюристов на религиозном поле. Преосвященному Серафиму пришлось столкнуться в Бессарабии с острым всплеском сектантской активности, принявшей форму мракобесия.
В соседней с Бессарабией Херсонской губернии, в православном Балтско-Феодосиевском монастыре возникла секта так называемых иннокентьевцев. Её основатель, Иван Левизор (в монашестве иеромонах Иннокентий), был уроженцем Бессарабской губернии. Он обманом сумел убедить простых людей в том, что обладает некими «духовными дарами». Вокруг Иннокентия стали группироваться почитатели, разносившие затем по городам и весям самые невероятные истории о новоявленном «пророке».
Далее всё развивалось по стандартной схеме сектантской деятельности – обманутым жертвам предлагалось во имя «спасения» и «искупления грехов» бросать дома, имущество, детей, семью и следовать за «пророком». Со временем действия иннокентьевцев стали принимать скандальный характер, выливаясь в форме пьяных оргий, драк и прочих безобразий.
Специальная комиссия Святейшего Правительствующего Синода расследовала «балтское движение», в итоге псевдомонах Иннокентий был отправлен на покаяние в одну из северных обителей – Муромский монастырь Олонецкой губернии. Однако связи со своими последователями, в том числе из среды бессарабцев, он не утратил и сумел обратиться к ним с призывом о своём освобождении. В декабре 1912 г. несколько тысяч людей, продав всё своё имущество, двинулись в Олонецкий край. Последствия были трагичны: люди, не готовые к лютым морозам, многие больные, некоторые с детьми, массово гибли в пути.
Эта трагедия получила широкий резонанс, к Кишинёвской епархии было приковано внимание всей страны. Преосвященный Серафим ездил по всей Бессарабии, проповедовал, внушал, предостерегал от роковых ошибок. Он обращался к верующим и со страниц «Кишинёвских епархиальных ведомостей», которые активно публиковали материалы, разоблачающие личность лжепророка, извращение им учения Церкви, рассказывали о его расстроенном психическом состоянии.
По оценке современников, «из епископов преосвященный Серафим первый обратил должное внимание на пагубность болезненного „балтского движения‟ среди населения трех смежных с Балтою губерний. Своевременно писал в Синод самые пространные о том доклады; со своей стороны он делал все, чтобы пресечь в самом корне это какое-то угрожающее всему простонародью непоправимыми бедствиями небывалое поветрие на почве духовного террора невежества и обирательства».
Трагедия «иннокентьевщины» закончилась тем, что бывший лжепророк опубликовал «чистосердечное покаяние и клятвенное обещание иеромонаха Иннокентия», где признавал свои заблуждения и вину. Однако эта тяжелая история нанесла глубокую травму церковному самосознанию верующих Бессарабии, в среде которых случилось такое болезненное отклонение.
История, связанная с духовным помрачением многих тысяч людей по всей стране (почитатели лжепророка обнаружились в разных губерниях страны), была печальным проявлением нездоровой экзальтации общественного сознания, характерной для тех предвоенных лет. Политическое возбуждение, связанное с частыми выборами в Думу, превращало прессу в поле постоянной межпартийной дискуссии. Империя переживала искушение парламентаризмом, была распространена иллюзия, что через думскую трибуну можно позитивно влиять на ситуацию в обществе и отвести народ от края пропасти.
Не удивительно, что практически вся страна была охвачена предвыборной лихорадкой, борьбой за места в представительном органе власти. Бессарабское общество также всё отчетливее дробилось идеологическим противостоянием на, казалось бы, непримиримые группы. Уже в то время методы избирательной борьбы использовались самые беззастенчивые.
Преосвященный Серафим (Чичагов), выдающаяся общественная фигура, архиерей, достаточно отчётливо проявивший свои политические взгляды и считающий необходимым деятельно утверждать свою позицию, оказался на пересечении борьбы различных партийных линий. В итоге против владыки была развязана самая настоящая дискредитационная кампания.
Накануне очередных выборов в Думу, на этапе избрания выборщиков, архипастырь поддержал одного из кандидатов. В ответ последовали резкие обвинения в адрес владыки Серафима в якобы причастности к разного рода предвыборным фальсификациям – подделке листов для голосования, подкупе, давлении авторитетом духовного лица и т. п. Причём тон всех этих обвинений был вызывающий, провоцирующий.
Что касается взглядов самого преосвященного, то он их отчётливо выразил в речи на освящении Серафимовского дома: «…Последователи Павла Крушевана <…> (который признавал свои ошибки, когда ему на них указывали) <…> распространяют слухи, что ведут свою работу с моего благословения. Это неправда. Серафима нет и не будет для тех, кто творит революции справа».
Разумеется, личность владыки Серафима и его присутствие в конфликтном политическом поле были несоразмерны узким рамкам предвыборной кампании. Его позиция была ключевой в завязывающемся политическом конфликте – в конфликте, который в дальнейшем вылился в цивилизационный. Уже тогда, пусть и не сформулированный отчётливо, в общественном сознании вставал вопрос о принадлежности Бессарабии к цивилизации Русского мира. Всемерное участие преосвященного Серафима в праздновании столетия присоединения Бессарабии к России, мероприятия, широко организованные им, произносимые проповеди и речи делали его основной фигурой утверждения незыблемости существования православного русского мира на данной территории.
В соседней Румынии, где уже вовсю господствовала идеология румынизма, общественное мнение с негодованием восприняло это празднование как факт «иностранного господства» над «исконно румынской провинцией». Известный журналист Константин Миле писал в статье «День траура, день воспоминаний» в журнале «Adevărul» («Правда»): «Сегодня исполнилось сто лет, как Бессарабия была похищена; когда по эту сторону Прута наши глаза плачут, по другую – русские официальные лица празднуют столетие этого похищения». Ему вторил и либеральный журнал «Mişcarea» («Движение»).
Нашлись сочувствующие этой позиции и в России. Например, Николай Николаевич Дурново, публицист, известный румынофил и сторонник передачи Бессарабии «единоплеменной» Румынии. В «Санкт-Петербургских ведомостях», где постоянно публиковался Дурново, появилась статья, подписанная «95 клириков», с обвинениями преосвященного Серафима (Чичагова) в самодурстве и стяжательстве. Ему ставили в вину постройку «помпезного» и «ненужного» Серафимовского дома вместо необходимого городу второго женского епархиального училища, а также и некоторые факты, касавшиеся экономической и кадровой политики преосвященного.
Наиболее болезненным и несправедливым было обвинение архипастыря в «давящем русофильстве» и «пренебрежении к молдавскому населению», что, по утверждению анонимных «95 клириков», якобы и привело к вспышке «иннокентьевщины».
Реакция епархии последовала незамедлительно. В «Кишинёвских епархиальных ведомостях» было опубликовано обширное опровержение, в котором последовательно и доказательно разбиралось каждое обвинение с разъяснением истинного положения дел. Это послание было подписано тридцатью благочинными и известными священниками епархии. Кроме того, мгновенно откликнулись и те священники, с которыми у преосвященного были принципиальные и широко известные разногласия. Они горячо поддержали владыку Серафима, отмежёвываясь от ложных обвинений. Все требовали напечатать данное опровержение также и в «Санкт-Петербургских ведомостях», позволивших себе публикацию фактически анонимных обвинений. Так, священник Иеремия Чекан, ранее подвергавшийся неоднократным и строгим наказаниям со стороны владыки Серафима и прежде часто ему оппонировавший, публикует открытое письмо со следующими словами: «…Вы пишете статейки против архипастыря Серафима. Бросьте это мертвое дело. <…> Я пришел к заключению, что владыка Серафим был лучшим иерархом нашей епархии». Зная несгибаемую принципиальность отца Иеремии, можно с уверенностью утверждать, что это были не льстивые слова, но искренняя убежденность священника.
15 октября 1913 г. Бессарабию посетил с инспекционной поездкой обер-прокурор Святейшего Синода Владимир Карлович Саблер. Преосвященный Серафим встречал его на станции Раздельная (нынешняя Одесская область Украины). Во время четырёхчасового переезда до Кишинёва можно было спокойно поговорить с высшим церковным чиновником, доступ к которому был затруднён даже для архипастырей. На кишинёвском вокзале была организована пышная встреча, вся площадь была запружена народом. Владыка поднес В. К. Саблеру изящный образ-складень – копию Гербовецкой иконы Божией Матери.
Обер-прокурор посетил храмы Кишинёва, особенно отметив блестящее состояние собора Рождества Христова («внутри и внешне вид его говорит сердцу многое»). Побывал во всех духовно-образовательных заведениях, слушал всюду духовное пение. Всё приводило Саблера в восторг. В женском училище он сказал: «Как у вас всё прекрасно, вы затмили наших северянок». На одной из встреч в духовном училище преосвященный Серафим рассказал обер-прокурору про необходимость открытия в Бессарабии как можно большего количества школ разного уровня – ремесленных, земских и министерских.
При прощании на вокзале в ответной речи В. К. Саблер отметил, что видит подъём церковности в Кишинёвской епархии, ситуацию в которой раньше представлял себе совсем в ином свете. И это не было простой данью вежливости.
Немало прямых и косвенных свидетельств говорит о том, что церковная жизнь в Бессарабии развивалась ровно, спокойно, поступательно. Вот как характеризует ситуацию известный в Бессарабии священник и церковный журналист С. А. Арвентьев в статье «Требования, предъявляемые нашим временем пастырю Церкви»: «Было время, и не так давно, когда паства очень мало требовала от пастыря. Паства была довольна и таким пастырем, который едва был грамотен и дальше Требника и Служебника не шел. <…> Теперь совсем не то. <…> Наша родина мало-помалу покрылась сетью школ. Почти все земства стремятся ввести в уездах народное образование. Уездные города обзаводятся средними учебными заведениями. Губернские города мечтают об университетах. <…> Теперь пасомые в большинстве случаев сознают, что пастырь должен научить и вере, и Закону Божиему <…> он должен знать все истины нашей веры».
В 1910 г. священник Константин Парфеньев в очерке «Глубоко отрадные явления» так описывал свои впечатления о поездке в родные места: «Население моего родного села сплошное молдавское, не пришлое, ведет свое происхождение от трех родоначальников-родственников, владеет на правах собственников резешскою землею, имеет и надельную землю; род занятий – хлебопашество и садоводство. В селе три школы: одна церковная и две народные министерские; три церкви, два причта, имеется порядочный хор, организованный регентом – псаломщиком А. С. Гицаларем. Народ физически здоров, не подвержен никаким наследственным болезням, трезв, весьма трудолюбив и честен, глубоко религиозен, усердно посещает храм Божий, привержен к религиозным обрядам и обычаям: начала и чистота семейной жизни соблюдаются строго и примерно».
Редактор «Кишинёвских епархиальных ведомостей» В. Курдиновский ведёт активную просветительскую политику, рассматривая с точки зрения православной нравственности творчество Гоголя, Тургенева, современную литературу. В то время между изданиями, декларирующими свою церковную позицию, возникла даже некая конкурентная борьба. Журнал «Наше объединение» нападает на главный епархиальный журнал, утверждая, что его не читают ни светские, ни духовные лица. Резкой критике подверглись «Кишинёвские епархиальные ведомости» и на очередном общеепархиальном съезде, где звучало немало претензий, впрочем, большей частью взаимоисключающих. В ответ на эти претензии В. Курдиновский горько отмечал, что сейчас никого не волнует существо дела, все хотят безостановочных и бессмысленных перемен. Вообще, стенограммы съезда передают ощущение перевозбужденной атмосферы, царящей горячечности.
Поэтому вполне естественно прозвучала оценка, данная в статье «Кто виновник духовного разложения в приходах?» священником, подписавшимся инициалами Н. Т.: «Наконец, правильной жизни приходской мешает отсутствие среди нас самих единения и любви, нежелание подчиниться велениям Церкви и своего Архипастыря как наместника Христа. Потому этот дух своеволия, недоброжелательства и передался нашим чадам, которые ждали и ждут от нас смирения и покорности». Это тоже свидетельствовало о начале разложения общего созидательного мира, начале предстоящих долгих страданий.
20 марта 1914 г. преосвященный Серафим (Чичагов) получает новое назначение – он становится архиепископом Тверским и Кашинским. Перед отъездом владыка сделал завершающий объезд епархии, отчёт о котором печатался в нескольких номерах «Кишинёвских епархиальных ведомостей».
В статье «К отбытию высокопреосвященного Серафима из Кишинева в Тверь» В. Курдиновский, среди прочего, давал и оценку неоднозначному отношению к архипастырю в епархии: «…Не будем говорить о том, тяжело или легко расставаться отъезжающим и оставляемым. У каждого своя печаль – и свое горе всякому чувствуется больше, чем чужое, как радость своя, маленькая даже, значительнее чужой большой радости. Оставляя на долю каждого посредством опыта жизни познать значение того лишения, какое испытывает Бессарабия с уходом преосвященного Серафима в Тверь, мы здесь хотели бы посильно осветить то доброе, что хотел дать и дал Бессарабский владыка, подчеркнуть то злое, что мучило и огорчало его на бессарабской ниве Божией.
Добро – благоустроенный кафедральный собор, Епархиальный дом, обновленный семинарский корпус. <…> Простота, доступность, отзывчивость располагали к нему <…>, но с другой стороны, твердость характера и определенность убеждений чувствовались. <…> У нас архиереи все и за всех работают <…>, а многие [священнослужители] не работали или работали вразрез с тем, что делал владыка».
Сам преосвященный Серафим, тепло и грустно прощаясь с воспитанниками Кишинёвской семинарии, говорил им при расставании: «Озираясь на пройденный здесь путь, я должен сказать, что я не был одиноким. Вы, дорогие юноши, меня слушались, и этим послушанием доказывали, что вы меня понимаете. <…> Я видел, что многие из моих требований вам кажутся чрезмерными, но вы не роптали, и это все вам на пользу».
Все остальные прощальные слова преосвященного Серафима можно было бы объединить под заголовком одной его более ранней речи, произнесённой ещё в 1912 г. перед выборщиками в митрополии: «Я едва стою на ногах, у меня сердце болит…».
Прощаясь, владыка Серафим говорил, что его приезд в Бессарабию, а теперь отъезд отсюда есть святое послушание. Вспоминал, что, когда он просил благословения своего духовного отца Иоанна Кронштадского, тот, будучи уже крайне слабым, на листке написал: «Повинуйся, вспомни Златоуста: всякое твое страдание приведет тебя к славе». И, действительно, преосвященный здесь претерпел горнило бедствий, «были безумцы, которые силились удалить его из Бессарабии».
Преосвященный отчётливо видел, что его порочили ложью, подкупали прессу – «доныне эти несчастные лгуны печатают в европейских и европействующих газетах» обвинения в том, что владыка Серафим якобы уничтожил «самоуправление духовенства». Однако возможен ли сам принцип самоуправления в Церкви «при главенстве Христа и при видимом предстоятеле поместной Церкви?».
Владыка скорбел, встречая обвинения в том, что он ради карьеры «изобрёл молдавский сепаратизм» и это якобы привело к иннокентьевскому движению, что он якобы долгое время преследовал молдавский язык и только к концу своего служения в Бессарабии разрешил богослужения на молдавском. Слышал владыка и упрёки в том, что он – иерей-политик. Поводом для подобных упрёков, по мнению владыки Серафима, был тот факт, что он «не признал тайных кадетских комитетов», устроенных для борьбы с ним, и «властно указал и наказал этих безумцев, хотевших использовать духовенство в своих интересах и разрубить духовный союз епископа с его достойными пастырями».
Преосвященному было больно слышать эти обвинения: «Обвинение против молдавского народа разорвало мое сердце, и сшить теперь его нельзя. <…> От ухода моего да вразумятся враги народа».
Владыка Серафим рассуждал, возможно, слишком эмоционально, что на фоне упадка духовной и церковной жизни в Бессарабии большинство не поняло причин появления его в Кишинёвской епархии, не сумело различить, во имя чего он послан был сюда: «…Для нахождения ли сепаратизма и цели политической, или во имя Божиего предупреждения о грозящей духовной опасности и призыва к правде и к спасению?».
Ближайшие соратники уже знали ответ на печальное вопрошание преосвященного Серафима (Чичагова). Епископ Аккерманский Гавриил (Чепур) при прощании с владыкой Серафимом говорил: «Есть благодатная высота, которая не умножает видений, тайн потусторонних, но выводит к глубокому и тонкому разумению настоящего с его бесчисленными крестами и тихо мерцающими пред ними лампадами кроткой святой радости. <…> Вам, дорогой владыка, эта высота досталась в удел, и Вы выдвинуты на нее Десницей Всевышнего, как светильник «горяй и сияй», чтобы многие, многие души спасаемых «возрадовались в час светения его». <…> А на эту высоту не взойти без подвига, без трудов и страшных, смертельных борений. <…> О, совершенно не то чувствовалось в Ваших пастырских трудах: здесь происходила трудная, ажурная, чистая и тонкая работа, доступная пониманию далеко не многих. <…> У меня к Вам одно только чувство бесконечной благодарности».
С уходом преосвященного Серафима (Чичагова) с Кишинёвской кафедры завершился целый этап в жизни православной Бессарабии. Плоды векового собирания и возрастания духовной жизни и развития разнонациональных культур исчезали под воздействием начавшихся войн и революций. В «роковой неумолимости» развёртывания последующих драматических событий была и определённая доля усилий многих современников священномученика Серафима (Чичагова), горделиво и безумно стремившихся преобразовать мир без молитвы и без упования на Промыслительную Волю.