В создании в Кишиневе музея депортаций нет ничего плохого, как нет ничего предосудительного в том, что руководители Молдовы, одев рубашку-вышиванку, чуть ли не каждую неделю посещают какой-нибудь фольклорный фестиваль. Плохо, если зацикливаются только на этом, если спустя почти столетие после депортаций в их осуждении пытаются искать чуть ли не главную идейную основу для нового государства, и на этой основе, приправленной фольклорным весельем, рассчитывают двигаться куда-то дальше.
В течение месяца на центральной площади Кишинева стояло два вагона, стилизованных под теплушки, в которых в ходе нескольких волн депортаций в 40-е годы прошлого века жителей Бессарабии увозили на восток, в советские поселения и лагеря.
В вагонах была организована выставка архивных документов «Бессарабцы в Гулаге», призванная продемонстрировать жестокость советской власти по отношению к молдаванам после того, как на части территории Бессарабии, входившей в состав Румынии, а еще раньше в состав Российской империи, была учреждена Молдавская Советская Социалистическая Республика. Советская власть, действительно, рассматривала часть населения новой республики, как классово и социально чуждый элемент, и соответственно, подвергала этих людей репрессиям. Это, действительно, были трагические события, сходные с теми, что имели место и в других регионах СССР.
Никто не отрицает необходимость сохранять историческую память о депортациях и репрессиях. Но некоторые моменты заставляют думать, что цель, которую ставит перед собой правительство – а именно оно выступило организатором выставки, – выходит далеко за рамки добросовестного просвещения людей на исторические темы.
После того, как вагоны убрали с центральной площади столицы, власти объявили, что их переместят в другое место в городе, а саму экспозицию сделают постоянно действующей. В то же время, посещение выставки стали включать в программу визитов иностранных делегаций в Кишинев, как бы сделав это частью официального протокола.
Во многих государствах Центральной и Восточной Европы, в бывших советских прибалтийских республиках в разных форматах были созданы «музеи коммунизма», «советской оккупации», «тоталитаризма». В Киеве существует «Национальный музей голодомора-геноцида», а с прошлого года действует «Музей памяти оккупации в Буче». Посещение этих музеев включено в обязательную программу визитов иностранных делегаций. Судя по всему, что-то подобное решили создать и в Кишиневе.
В оценке пятидесяти лет пребывания молдаван в составе СССР постоянно сталкиваются две крайности.
Одни демонизируют этот период, говорят, что ничего хорошего советская власть людям не принесла, и если бы не было этого исторической аномалии, то сегодня мы бы жили совсем по-другому. Исследователи называют такой подход страдательным.
Другие, наоборот, верят в то, что советский период был вершиной всестороннего развития народа, и если бы не случилась геополитическая катастрофа с развалом СССР, мы бы точно продвинулись еще дальше в своем развитии. Такую концепцию называют реваншистской.
Политики, выступающие за европейскую интеграцию Молдовы, большинство историков уже более 30 лет пытаются построить государственную идеологию на полном отрицании всего советского. Задача непростая, учитывая, что «красный проект» продолжает жить в народной памяти. О нем с ностальгией вспоминают не только многие люди старшего поколения, но он привлекает и молодежь, которая видит, насколько несправедливо и бестолково устроено новое независимое молдавское государство. Человеку свойственно помнить хорошее и вытеснять из памяти плохое, поэтому из поколения в поколение передаются воспоминания о работающих фабриках и заводах, счастливых колхозах, бесплатных здравоохранении и образовании.
Несмотря на запрет георгиевской ленты, на постоянные попытки вообще отменить День Победы 9 мая, люди все равно в этот день идут нескончаемым потоком на Мемориал «Вечность» в Кишиневе, к памятникам павших воинов в других городах и селах. Причем, делают они это сознательно и добровольно, никто их туда не гонит из-под палки, как на какой-нибудь политический митинг.
Очевидно, что в «техническом задании» по продвижению идеи евроинтеграции есть и пункт об искоренении всего советского. Этот план промывания мозгов носит и явно русофобский характер, потому что под советским как бы по умолчанию подразумевается и русское. Если взять те же депортации, мало кто станет вникать в то, что подобные репрессивные меры носили социально-политический, классовый характер, и что население в СССР подвергалось им вне зависимости от национальности. Русских в Гулаге было не меньше, чем людей других национальностей, но сегодня все представляется очень примитивно: «Русские притесняли молдаван (румын)».
Попытки полностью изменить историю и переформатировать сознание людей, заменить все советское на европейское, а русское на румынское, сами по себе бесплодны. На такой основе нельзя создать какую-то программу развития государства. Не говоря уж о том, что в условиях либеральной демократии, при которой каждый сам для себя решает, каких ценностей (или антиценностей) ему придерживаться, насильно насадить какую-то государственную мифологию невозможно. Теоретически, этого можно было бы добиться с помощью открытого террора, но если нынешние заевропейцы к нему прибегнут, то чем тогда их «курс на Европу» будет отличаться от осуждаемых ими «ужасов сталинизма»?
Когда инаугурация президента Молдовы проходит в бывшем советском Зале дружбы, сам президент сидит в бывшем здании Верховного совета МССР, парламент заседает в бывшем здании Центрального комитета Компартии Молдавии, а европейские делегации возят на экскурсии в построенные Иваном Бодюлом криковские подвалы, искоренить память о советском прошлом трудно даже чисто визуально. Ладно бы, за эти 30 лет построили бы новые дворцы конгрессов, стадионы, школы, больницы, театры, заводы, университеты, но ведь ничего подобного не сделано. Напротив, все только уничтожалось. Кому, спрашивается, мешали Академия наук или киностудия «Молдова-филм»? Но их тоже ликвидировали.
Когда представителей проеэсовской власти спрашивают, почему они отрицают все советское, но продолжают пользоваться советским наследием, они говорят, что все это создал молдавский народ. Формально это так, но в реальной жизни народ сам по себе, если его не организовать, создать ничего не может. Разворовать колхозное имущество люди сами могут, а вот что-то построить у них само по себе не получается. Кто-то должен спроектировать, спланировать, профинансировать, обеспечить материальными ресурсами и рабочими руками возведение любого общественно значимого объекта. В роли этого кого-то может выступить или государство, или частник. Беда в том, что современное молдавское государство спланировать и построить что-то значимое не в состоянии, а частники ограничиваются строительством офисов и жилья.
Можно сколько угодно страдать по поводу депортаций 40-х годов XX века, но от этого в 20-е годы XXI века само собой ничего не построится.
Массовый исход населения Молдовы за границу тоже можно считать своего рода современной депортацией. По данным официальной статистики, в 2022 году постоянное население Молдовы сократилось на 100 тысяч человек и составило 2,5 миллиона человек. Столько людей здесь проживало 70 лет назад.
По неофициальным оценкам международных организаций, сегодня реальное население Молдовы не превышает двух миллионов человек. Для сравнения: на момент распада СССР в 1991 году население Молдавии составляло 4,3 миллиона человек.
В самом создании музея депортаций нет ничего плохого, как нет ничего предосудительного в том, что руководители Молдовы, одев рубашку-вышиванку, чуть ли не каждую неделю посещают какой-нибудь фольклорный фестиваль. Плохо, если зацикливаются только на этом, если спустя почти столетие после депортаций в их осуждении пытаются искать чуть ли не главную идейную основу для нового государства, и на этой основе, приправленной фольклорным весельем, рассчитывают двигаться куда-то дальше.
Парадокс, но выходит, что злополучная теплушка становится символом не только давних репрессий, но и нынешнего «движения в Европу». Так далеко не уедешь.
Дмитрий Чубашенко